Как неизбежен первый вдох новорожденного младенца или первый удар сердца новой развивающейся жизни, также неизбежна у человека и первая встреча с Богом. Таинственная или простая, чудесная или ничем не примечательная — она бывает разная. Увидит человек ее или не увидит, захочет принять или решит отвергнуть — это уже другой вопрос. Но Господь всегда дает о Себе знать в жизни каждого.
Но это только первый шаг человека на непростом пути самопознания. Далее идет второй, не менее интересный и познавательный — первая встреча со священником и первая исповедь.
Столько волнения и переживаний человек может испытывать разве что в своем первом признании в любви или на своей свадьбе или при первой посадке на авианосец. Сердце колотится, словно раскаленный поршень двигателя, язык заплетается, ладони потеют, а мысли путаются и совершенно не желают складываться в стройное повествование. И не мудрено, ведь предстоит заглянуть в такие мрачные тайники своего сердца, в которых мы и самим-то себе не хотим признаться, не то, что свидетелю. И насколько полезна для кающегося бывает эта встреча, настолько же напряженной для священника она является. Часто духовники просто с ног валятся после, казалось бы, всего несколько часовой исповеди.
Но я сегодня рискну немного приоткрыть завесу исповедальни, и выдвину смелое предположение, что секрет больших духовных нагрузок на исповеди таится не столько в сферах метафизических и потусторонних, сколько вполне в реальных — наших, земных. Да, часто мы сами вносим свою посильную лепту из невежества, суеверий и всевозможных комплексов и выматываем священника не хуже нечистого.
Длинной вереницей тянется народ к исповедальному аналою. Если приоткрыть сейчас сердечные двери томящихся в ожидании христиан, то можно увидеть целую палитру из эмоций и нетерпения, надежд и ожиданий, сомнений и страхов. Первый раз ты приходишь или нет, но для каждого исповедь это — событие, которое хотя бы чуть-чуть, но обязательно изменит его жизнь в какую-либо сторону.
— Батюшка, здравствуйте.
Видно, что невысокая пожилая женщина волнуется и от этого немного заикается.
— Меня зовут Надежда Петровна Столярова. Я первый раз. Я родилась в 49 году в Перми. Много повидала на своем веку. И в партии состояла. Дважды была замужем. Воспитала детей: троих от первого брака и одного от второго. Уже и внуки есть. У меня с собой и фотография имеется. Много всего было в жизни, батюшка. Знаю что такое голод и нужда, что такое смерть и неволя. Повстречала много хороших людей и немало плохих. Родители воспитали меня самостоятельной. Они сами были люди волевые, и меня воспитали так же. Так что своего добиваться я умею. Если надо и мужика могу на место поставить. Да что там мужика — могу и быка смирить. Помню, как однажды были мы в поле… Далее пошла история про то, как при посадке молодыми девушками картошки, на поле выскочил бычок, который послушался властного окрика нашей исповедницы.
— Все это, конечно, очень познавательно, — тактично перебивает священник свою рассказчицу, дождавшись окончания эпизода, — но покаяться-то вы в чем хотите?
— Да всякое бывало, батюшка. Стараюсь быть честной — родители приучили. Меня дважды грабили — из квартиры почти все выносили, но я не сдавалась. Привыкла, знаете ли, к борьбе. А покаяться этим моим ворам не помешало бы.
Священник тяжело вздыхает и понимает, что здесь добрых двадцать минут придется разъяснять не только смысл покаяния как такового, но и что такое грех вообще.
***
— Батюшка, родненький, отпусти мне мои грехи, — жалобным голосом причитает бабушка в платочке.
— Да в чем же ты, мать, грешна?
— Да во всем, батюшка, во всем грешна.
Бабулька с горючим видом качает головой.
— Да в чем же таком «во всем-то»?
— Да во всем грешна — что есть, во всем грешна.
— А поконкретнее, мать, в чем грешна?
— Да куда уж конкретнее, батюшка?! Как есть во всем грешна.
— Может, что-то особенное за собой видишь? Что-то, что отдельно сказать хочешь?
— Да вот я и говорю, батюшка, во всем особенно я и грешна. Во всем грешна.
— Грехов-то на свете много.
— Да, много, батюшка, много. Все мои, батюшка.
— Ты их хотя бы знаешь? Как называется грех, когда завидуешь ближнему.
— Да, батюшка, и в этом грешна. Во всем грешна.
— Во всем значит?! Тогда зачем Каддафи Муамара убила?
— Кого?
— Ливийского президента убили, знаешь? Ты там тоже была?
— Нет, батюшка, никакую кадафу я не убивала.
— Значит не убивала, а говоришь грешна во всем!
Священник вздыхая закрывает лицо рукой и понимает, что тут предстоит не меньшая работа, чем с укротительницей быков.
[ocean_posts_slider id=»1682″]
— Здравствуйте.
Молодой человек подошедший на исповедь выглядел серьезным и настороженным. По его внимательному взгляду, которым он одарил священника, можно было бы заподозрить его в какой-нибудь разведывательной деятельности.
— Ваше Преподобие, что вы думаете о современной богослужебной практике? Дело в том, что у меня вызывают недоумение некоторые моменты наших традиций. Почему мы совершаем утреню вечером? Ведь это утреня! Ни в каких правилах не имеется подтверждение такой практики. А замечательное одноголосное пение! 16 веков Церковь молилась под небесные знаменные напевы и лишь в 17-ом приняла ущербный украинский партес. А что такое «подготовка к причастию»? Ни в каких древних канонах мы не встречаем подобного определения. Нигде не сказано о трехдневном посте перед причастием. Почему христианин должен поститься в субботу, нарушая при этом 64 Апостольское правило, запрещающее пост в субботу? Между тем, как сами священники поста не держат. Симеон Солунский говорит, что священник принимает приходящего на исповедь с улыбкой, а вы, отче, не улыбнулись, когда я подошел.
— Ты живешь по Евангелию? Можешь подставить другую щеку и любить врагов?
— Я не могу, но я не об этом…
— Если ты такой знаток канонов, тогда скажи, почему ты сам не соблюдаешь самый главный канон Церкви? Поверь, когда жизнь твоя станет Евангельской, все эти вопросы отпадут сами собой.
***
— Батюшка, вы доктор? — спрашивает священника очередная исповедница.
— Нет, медицинского образования у меня нет. Мы тут больше по болезням души специализируемся. А что случилось?
— Да не знаю, что делать мне с моим Колькой. Совсем плохой стал.
— А что такое стряслось, пьет что ли?
— Да пить-то он пьет, но как-то мало. Раньше больше было. Он и есть-то совсем перестал. Весь день лежит ни живой, ни мертвый. Только дышит и то через раз.
— Ну пьет мало, это ж хорошо. Обычно жалуются как раз наоборот, что много пьет. А врача звать пробовали?
— Да пока что-то нет. Я все своими силами справляюсь. Вот вспомнила, наконец, про церковь. Думаю, может причастить его.
— Причастить, это хорошая мысль. Можно причастить. А вы молитесь за него?
— Да молюсь, батюшка, молюсь. А вот в записочки-то я уже давно его не писала. Наверно поэтому и захворал.
— Да, Евхаристия — это самая высокая жертва на земле. Не забывайте об этом. А он давно у вас исповедовался? Вы бы с ним сегодня вместе и пришли на исповедь.
— Да как же он исповедуется, батюшка?! Он ведь и говорить-то не может.
— Он что у вас немой или язык уже отнялся?
— Да язык вроде не отнялся. Так иногда какие-то звуки издает. Но что-то уж больно вымучено как-то, совсем на мяуканье не похоже.
— На какое мяуканье?! Подождите, вы о ком вообще говорите?
— Да про кота я своего, батюшка, про кота Кольку. Он ведь мне словно сыночек. Можно сказать с пеленок воспитала. Я ведь его в честь покойного сына-то и назвала.
— Господи помилуй!
Священник с нескрываемым изумлением и даже ужасом смотрит на женщину. Не нужно в эту минуту быть прозорливцем, чтобы по выражению его лица понять о чем он сейчас думает.
— Отче, что мне делать? Я не знаю куда мне спрятаться?
К аналою подошел мужчина средних лет в явно возбужденном состоянии.
— А что случилось?
— Они ищут меня. Они постоянно следят за мной. Я чувствую их везде: дома, на улице, даже в туалете они наблюдают за мной. Батюшка, помогите мне!
— Да кто за тобой наблюдает?
— Пришельцы. Они похищают людей для экспериментов. Я знаю много таких. Они и меня хотят похитить. Я это чувствую. Я слышу их голоса в своей голове. Они мне что-то установили. Они постоянно прослушивают нас.
Мужчина начинает нервными движениями ощупывать аналой с нижней стороны.
— Вы проверяли? Прослушивающие устройства — они оставляют их повсюду! Говорите тише. Они и сейчас слушают нас. Они слышали все, что я сказал! Теперь они и про вас узнали! Я подставил вас!
— Успокойся, я все проверил — нас никто не слушает, кроме Господа Бога.
— Вы не знаете. Человек просто пропадает и все. Его так и не находят. Он числится без вести пропавшим. Пошел за хлебом и бесследно пропал. А что это такое?! У нас что сейчас, военное время, чтобы были без вести пропавшие?! Они похищают нас одного за другим, и ставят свои эксперименты. Мы для них просто крысы, понимаете?!
Как бы не любил священник ближнего своего, но иногда молитва о том, чтобы человека «похитили» какие-нибудь медработники кажется вполне естественной.
***
— Батюшка, где у вас можно купить молитвослов?
К аналою подошел высокий мужчина в строгом пальто. Сверху из под него виднелся белый воротничок рубашки с галстуком в клеточку.
— Спросите в нижней части храма — там есть иконно-книжная лавка.
— Дело в том, что мне нужен не простой молитвослов. Обычный молитвослов у меня имеется, но в нем не содержится тех молитв, которые мне нужны.
— И что же за молитвы вам нужны?
— Я давно уже заметил, что в наших молитвословах нет многих бытовых молитв, и даже так называемые молитвословы «на все случаи жизни» далеко не отвечают своему заявленному наименованию. Например, я знаю, что наш генеральный директор использует не оптимальные модели производственного процесса, оттого мы и в убытке. Вот скажите, кому и как молиться, чтобы руководящий состав компании стал более дальновидным и склонился к рационализации производства? Ведь на одних выставках только разоримся!
Священник незаметно вздыхает и почему-то вспоминает слова полковника Скалозуба из «Горе от ума»: «Уж коли зло пресечь: собрать все книги бы да сжечь».
***
— Батюшка, что мне делать, я влюбилась?
К аналою скромной поступью подошла молодая девушка.
— Любовь — это же хорошо! Плохо было бы, если бы ненависть была. А любовь если жертвенная и искренняя, то слава Богу! А если взаимная, то вообще счастье.
— Но я люблю священника.
— Священника? – ну это другой разговор. У священника уже есть матушка. Но даже, если и нет, по канонам он уже не может жениться повторно. Поэтому надо бы утихомирить свое влечение.
— Нет, у него нет жены. Может мне нужно ему во всем признаться? Вдруг полегчает?
— Я думаю, не нужно никому ни в чем признаваться. Молись, кайся и борись с этим искушением. Потому что это искушение и есть.
— Но я не могу бороться, так как вижу его постоянно. Это настоятель нашего храма.
— Настоятель значит? Если мне не изменяет память, должность настоятеля пока занимаю я.
— Да, батюшка, так и есть.
— Господи помилуй! Да вы сговорились сегодня что ли! Я уже, между прочим, обручен.
— Кто она? Вы же монах?
— Вспомнила все-таки, что я монах? Это не «она», это «Он».
— «Он»! Батюшка, что вы такое говорите?!
— Господь Иисус Христос — есть Жених всех истинно верующих душ. Походи-ка ты пока несколько месяцев в Рождественский собор. Думаю, это поможет.
— Батюшка, я только спросить.
К священнику подходит женщина преклонных лет. Она изучающе смотрит на него, а в глазах читается то ли сомнение, то ли недоверие.
— Спрашивайте, спрашивайте.
— Вы можете наслать проклятье на мою невестку? Совсем житья от нее нет! Ходит в храм, словно верующая, а сама занимается всякими вещами: поразвешивала эти свои веревочки, слово ей сказать нельзя, всему тебя научит, никакого уважения к старшим!
— Проклятье!? Церковь благословение раздает, а не проклятье. А молиться не пробовали о ней? Обычно помогает.
— Молиться? Так я ведь и в храм-то не хожу. У нас в поселке своя церква есть. А мой дом прямо рядом с ней. Зачем же мне ходить-то?
— Живешь, значит, рядом с храмом, а потому и ходить не нужно?! Сама придумала или кто подсказал? А за проклятием-таки пришла. Эх народ, народ! И как можно так все с ног на голову переставить?!
***
— Батюшка, здравствуйте.
К аналою приблизился коренастый коротко стриженый мужчина.
— Хочу покаяться, батюшка, в любви к своей Родине.
— Вообще-то, это всегда считалось подвигом, достойным уважения.
— Это да, только из-за этого я не могу спокойно жить. Мы частенько с братвой отлавливаем гастарбайтеров всяких, иногда негров. Ну, немного их рихтуем, понимаете? Один раз наведались в китайский ресторан и устроили там дебош. Я к тому, что если бы я не любил Родину, то не жил бы так грешно.
— Да-а, оказывается жареный рис во всем виноват. А любовь к своей семье не вынуждает вас воровать ради нее?
— Точно! Откуда вы узнали?
— Да вы прям открытие на свет произвели: любовь, оказывается — корень всех зол. Только почему-то апостол не упоминает любящих в числе тех, кто Царствия Божия не наследуют, а вот ненавистники и бесчинники, притеснители, воры и прочие неправедные там имеются.
— Батюшка, грешно ли спорить?
Очередной исповедник был преклонных лет с аккуратной седой бородкой. Его увеличенные линзами очков глаза, казалось видели тебя насквозь.
— Спорить? Ну, вопрос не однозначный. С одной стороны, мир и единомыслие — одни из главных составляющих нашей Церкви. А, с другой, споры допускаются, дабы, по слову апостола Павла, открылись между нами искусные.
— Дело в том, батюшка, что есть у меня знакомый прапорщик. Грамотный такой человек: историю хорошо знает. Так вот спорим мы с ним уже не один раз по поводу второй русско-персидской войны: ее причинах и прочее. Он говорит, что немалую роль в этом сыграло восстание декабристов. Еще говорит, что не надо было императору Николаю I посылать дипломатическую миссию в Тегеран, а лучше сразу готовиться к войне.
— История вообще сложная наука. Как оно все было на самом деле, знают только непосредственные очевидцы. А нам с вами остается лишь верить историческим версиям тех событий.
— Так все дело-то в том, батюшка, что мой прапорщик как раз и есть очевидец тех событий. Я, наверно, забыл сказать, он сам и воевал на той войне.
— Как воевал? Она же была в первой половине XIX века!
— Ну да. А скончался он уже после — в 1836.
— Да уж, вот так откровение! И часто он к вам приходит?
— Да заходит от случая к случаю, наверно, под настроение.
***
— Батюшка, дайте мне молитву от навязчивых мыслей! Они не дают мне покоя!
— И что же они вам навязывают?
— Я не могу есть, пока не прочитаю все ингредиенты. Когда я подхожу к причастию, то думаю, что сейчас упадет паникадило, и я умру так и не успев причаститься. Поэтому часто лезу без очереди. Когда прикладываюсь к иконе, думаю о болезнях, передающихся через прикосновение. Когда целую руку священнику, то вспоминаю, что он спит со своей матушкой. Даже когда я просто стою в углу храма и смотрю в пол, я думаю о том, что эту плитку клали таджики-мусульмане. Батюшка, что мне делать?
***
К аналою подошла женщина средних лет. Она стояла и не говорила ни слова, только периодически смотрела то на Евангелие с крестом, то на священника, который продолжал терпеливо ждать. Наконец, через минуту он нарушил тишину:
— Можете начинать. В чем хотите покаяться?
— Ни в чем.
— Совсем ни в чем?
— Совсем.
— То есть, совесть спокойна, а жизнь непорочна, как у апостола Павла?
— Да.
— Может вы святая?
— Не знаю, может быть.
— Никого никогда не осудили, не разгневались, не пожелали чужого?
— Нет.
— Никогда не завидуете, не блудите, не спорите, не поститесь, не молитесь?
— Нет.
— Все понятно.
Священник вздыхает и тратит около 5 минут на объяснение такого понятия, как — духовная слепота, после чего отправляет новоявленную святую на подготовку.
***
К аналою подходит супружеская пара.
— Батюшка, мы хотим вместе исповедаться. У нас нет друг от друга тайн.
— Ну, вместе, так вместе.
Однако, через несколько минут становится понятно, что «вместе» не получится. Как только речь заходит о нарушении мужем седьмой заповеди, до священника доносится недовольный шепот жены: Мы же говорили об этом! Ты же обещал мне с ней не общаться! После чего было принято решение о возврате к традиционной практике исповеди.
***
— Батюшка, сколько женщине-предпринимателю нужно построить храмов, чтобы простился грех аборта? Достаточно одного?
— Батюшка, я случайно убила свою крыску: я могу завтра причащаться?
— Батюшка, у меня фургон просроченного кваса: можно его отдать в церковь?
— Батюшка, меня зачали в пост! Я обречен? Что мне теперь делать и как спастись?
***
Что тут сказать? Первый шаг всегда будет отличаться от других, и священники делают на это скидку. Но все же и он должен быть осмысленным, должен свидетельствовать о человеке, живущем в стране с православной историей и традициями. Советское прошлое сейчас уже не может служить оправданием нашего невежества. Причины нужно искать в себе самих.
Это повествование не разглашение тайны исповеди. Это — повод всем нам задуматься и мирянам, и священнослужителям, чтобы прийти к взаимопониманию. И если когда-нибудь священник не уделил вам достаточно внимания или заснул, когда вы ему что-то рассказывали или даже убежал от вас на улице — не судите строго. Возможно, у него только что была примерно такая исповедь и он просто устал.
Данное произведение полностью является художественным. Любое совпадение имен и событий просьба считать случайным!
