— Давайте уточним, что Вы имеете в виду? Условно говоря – «мой отец бросил мою мать, беременную мною» – я правильно понимаю вопрос? Или ваш папа, когда мама была беременна вами (или вашим братом, или сестрой), ушел из семьи?
В этом случае как-то даже стыдно спрашивать – это очевидно. А солнце вверху или внизу? А вода мокрая? Это грех — бросить беременную женщину? А как же иначе? Это прописная, очевидная истина – это и язычнику понятно. Это понятно любому человеку, который вообще не религиозен, который ничего не знает. Он разделил с женщиной ложе, он был с ней в этой таинственной, этой священной близости, которая есть соитие мужа и жены. Это великая тайна! Она понесла от него во чреве. На утро, когда луна спряталась, а солнце встало, он сказал: «Да пошла ты…» и ушел.
И Вы задаете вопрос – «Это грех или нет?» Это тоже самое, если бы он зарубил ее этим утром. Чуть меньше, конечно, но очень похоже. Что может быть хуже брошенной женщины в состоянии беременности? Брошенной мужчиной, который является биологическим отцом живущего в ней человека. Это — риторический вопрос, некое общее место. К сожалению, это распространенная вещь, и она крайне греховна. В том-то и мистическая тайна отношений мужа и жены, что бросать-то потом ее нельзя.
С одной стороны, нельзя делить ложе с чужой женой — таким образом ты вторгаешься в чужую тайну, как слон в посудной лавке. Ты разрушаешь чужие жизни на каком-то тонком мистическом уровне. А если женщина не занята, она свободна, она ничья, то страх сойтись с нею — это именно страх ответственности. Это же не пиджак — одел его на себя, походил в нем, он пропитался твоим запахом, согрелся от тебя – потом ты его снял, повесил на крючок в прихожей и одел другой пиджак. Потом этот снял, надел третий. Или носок, например — он протерся на пятке, и ты его в мусорник выкинул.
Люди — это не носки и не пиджаки, и «смесившись» с человеком, надо находиться в сознании свершившейся великой тайны.
Поэтому многие юноши, имеющие совесть (а такие юноши есть), говорят: «Я боюсь близких отношений!» Они боятся сблизиться с девушкой, потому что девушка быстро привязывается, потому что девушка быстро начинает строить какие-то замки в голове. Она — архитектор будущих замков. Он ее только раз до дома проводил, она уже вечером, накрывшись до носа одеялом, построила архитектурный проект будущего замка – «где мы поставим холодильник», она уже знает. А юноша еще ничего такого и не думал, он просто совершил некое микро-джентльменство — проводил девушку до дома, и все. Потом он чувствует от нее какое-то желание большего. Она уже предъявляет какие-то претензии на него, а еще ничего не было. И тот, кто имеет совесть и страх Божий, он боится чего-то большего с этой девушкой, потому что она не очень здорова — она не понимает, что еще ничего не было, ты не имеешь права предъявлять претензии. А вот если бы было — так она бы просто истериками замучила человека, угрожала бы суицидом и так далее.
Это очень большая тайна – близость, поэтому ее надо бояться, потому что потом ты уже что-то обязан. Близость совершилась, и ты — обязан. И ты — обязана.
Но с них, кстати, здесь иногда тоже, как с гуся вода. А в мужчину это «вкоренено» — он должен теперь за нее как-то отвечать. Поэтому боится лишний раз связаться с кем-то. А уж связавшись, он чувствует ответственность, обязанность.
А уж бросать беременную от тебя женщину — это совсем худо. Зачем спал? И как теперь жить дальше? Как теперь спать будешь с этими мыслями?
Протоиерей Андрей Ткачёв
